Кулик да цапля родились при болоте и жили на болоте, и все там про них говорили: «цапля — красавица, кулик — умница!»
Вскружились головы у кулика да цапли, — только и слышно от них: «Мы да мы!»
Взмахнули крыльями, поднялись, полетели, сели в поле. В поле только и слышат: «Пить-полать! Пить-полать! Я перепёлка — всем голова». На цаплю и на кулика никто и не смотрит: повесили носы кулик да цапля — посидели-посидели….
— Скучно, цапля-сестрица!
— Скучно братец-кулик!
Взмахнули крыльями, поднялись, полетели, сели в лесу на сухую берёзу. «Тью-тью трр.. дью-дью-тью-ю». Не видать, а слышно, — заливается птица в кустах… Все притихли, слушают.
— Кто это? — спросила цапля сороку.
— Т-шш! Неужели соловья ты не знаешь?
— Длинный у него нос?
— Нет.
— Тонкие у него ноги?
— Нет.
— Что же это тогда за птица?
— Ты слушай голос, какой голос!
— Голос! Вот невидаль! Не была ты у нас на болоте… не слышала, как поёт лягушка… Вот это голос! И послушаешь её и проглотишь, — ничего другого не захочешь, лучшего блюда и не надо!
— Молчи, если глупа! — и сорока досадливо взмахнула крыльями и улетела.
Сидят на сухой берёзе кулик да цапля, глядят друг на друга да тоскливо вздыхают.
— Скучно, братец-кулик!
— Скучно, сестрица-цапля! Лучше нашего болота нет ничего на свете! — Нет ничего, братец-кулик!
Взвились, полетели кулик да цапля, прилетели, на болоте сели и теперь сидят там; ходят да бродят…. слушают пение лягушек; захочет цапля пообедать, — сунет нос в болото, — цап лягушку и проглотила… Это ли не житьё, — и наслушалась и накушалась!
— Вкусно, сестрица-цапля?
— Вкусно, братец-кулик, лучше не надо!
Отчего на болоте только и хорошо жить цапле да кулику?
Да так уж издавна ведётся, что всякий кулик на своём болоте велик, а где кто велик, там тому и место…